Мои публикации
Судья в безрассудном мире
Председатель областного суда Федор Вяткин заметно выделяется среди областных руководителей. Ему удалось построить здание правосудия, равного которому по размерам, отделке и технической оснащенности в России нет. Служитель Фемиды с Южного Урала является заместителем председателя Высшей квалификационной коллегии судей РФ и пользуется большим авторитетом в судейском сообществе. Вяткин постоянно “атакует” Верховный суд новыми идеями усовершенствования судопроизводства. И при этом председатель нашего суда, в отличии от других VIP-персон, не спешит афишировать ни себя, ни свою деятельность. Удивительно, но человек, которому есть что сказать и показать, никому не дает больших интервью. Для “Челябинского рабочего” Вяткин сделал исключение.
- Федор Михайлович, предлагаю поговорить “без протокола”. Судя по всему, вы не тусовочный, не публичный руководитель: “не светитесь” по телевидению, не участвуете в дискуссиях и т.д. К такого рода “равноудаленности” подталкивает должность председателя суда или все-таки это проявление вашего характера?
— Я думаю, что вначале это должность, а потом — характер. Чем меньше круг знакомых судьи, тем его решения ближе к истине. Наверное, это одно из самых сложных. Когда возникают какие-то вопросы по приятелям и знакомым, очень многие из них отсеиваются. Жизнь от этого становится не очень уютной, но по-другому просто нельзя. Такова особенность работы судьи. У нас как: если у кого-то что-то заболело — идет к доктору. А если случился казус, то кажется, что обратишься к председателю — и все можно решить. Я сейчас стараюсь и приемы не проводить. Законом установлено, кто их проводит. А от влияния председателя на судей зависит много. Поэтому считаю правильным не высказываться по телевидению или где-то еще, а самое главное — стараюсь делать все, чтобы решения, которое принимаются, ни у кого не вызывали сомнений. Что они были законны и обоснованны. За последнее время не помню такого случая, чтобы мог упрекнуть судей в необъективности, незаконности, предвзятости.
- Вы сказали, что некоторых приятелей приходится отсеивать. Вам приходилось их судить?
— Приходилось. После судебного решения людей никогда не отталкиваю, но стараюсь общаться с ними меньше. Почему? Когда человек видит меня в каком-то кругу, то считает, что можно задавать любые вопросы, решать проблемы. Это неправильно. Хочешь что-то решить — приходи в суд, и не к председателю сразу, а так, как положено.
- Но по-человечески жалко было расставаться с людьми?
— Жалко, да…
- Ваш сын Дмитрий, которому нет и 30 лет, уже сделал неплохую карьеру. Он председатель комитета Законодательного собрания области и, в отличие от вас, человек публичный — всегда готов что-нибудь прокомментировать в СМИ. Как вы относитесь к его успехам? Не кажется ли вам, что сын как-то уж слишком старательно и прямолинейно делает карьеру? Вы с ним говорите на эту тему? Он к вашим оценкам и советам прислушивается?
— То, что Дмитрий чаще, чем отец, появляется в СМИ — это правильно. У него такая депутатская работа, она публичная, иная, чем у судьи. Наша должность тоже публична, но свои соображения мы может высказывать только в решениях. Что касается общения, то мы с Дмитрием и с младшим сыном (как зовут) очень разные ситуации обсуждаем. А поскольку у нас дома все юристы, то говорим и о правовых ситуациях. Конечно же, старший сын к моим словам прислушивается. И если делает неправильные, с моей точки зрения, шаги, то ничего страшного в этом не вижу — иногда надо совершать и неправильные поступки, чтобы прийти к истине. В отличие от многих, у нас общение очень доброе. Но я для себя сделал исключение — со времени избрания Дмитрия депутатом Законодательного собрания не хожу на его заседания. Считаю, что для ЗСО двух Вяткиных будет много
- То есть вы стали еще менее публичным.
— Да, если угодно. На заседание ЗСО ходят мои заместители. Я объяснил свою позицию председателю Законодательного собрания Виктору Федоровичу Давыдову, его замам. Но, с другой стороны, председателю областного суда на заседании ЗСО делать нечего. По нынешнему законодательству его решения могут быть обжалованы в суде. Сам факт присутствия у нас по-разному могут расценивать. Комментируя отдельные решения областного суда, некоторые говорили, что они приняты, чтобы сделать что-то доброе депутату Вяткину. Это глупость полная. Но подобных сопоставлений и выводов делается очень много. Поэтому я хочу, чтобы сын шел своим путем, чтобы добивался жизненных целей умением и старанием. И пока его работа мне нравится. Но не нравится, что дети не хотят быть судьями.
- После того, как в декабре 1996 года губернатор Вадим Соловьев проиграл выборы, окружение нынешнего главы области считало, что вы не в их команде. Это, как нетрудно предположить, вредило делу. Тогда вы строили здание суда, Москва раскошеливаться не спешила, в области денег не попросишь. Говорят, в некоторые моменты в суде даже на марки для рассылки писем денег не было. Как вы это пережили?
— Я не играю ни в чьей команде — ни Соловьева, ни Сумина. Моя единственная команда — команда правосудия. Иного у просто не существует. Ни я, ни мои заместители и судьи не ходим на областные совещания, если надо — сами кого угодно пригласим в суд. Петр Иванович Сумин не пишет на письмах резолюций “рассмотреть и дать ответ”, а его замы порой допускают такое. Я никому никаких ответов не даю. То же самое сказал главному федеральному инспектору Валерию Михайловичу Третьякову.
- Председатель Верховного суда так же выстраивает свои отношения с администрацией президента?
— Будем взрослыми людьми: если бы он вел себя так, то уже не работал в этой должности. А вообще не надо связывать строительство суда и взаимоотношения с органами исполнительной власти. Это была воля не Соловьева и не Сумина. Это была воля Президента Российской Федерации. Вы помните, что в 1991 году было распоряжение Бориса Ельцина о передаче партийных зданий судам. В то время обсуждался вопрос о предоставлении областному суду помещения обкома партии. Но я на это не согласился.
- Почему?!
— Да, здание престижное, находится в центре города, судебная власть оказалась бы на виду. Но это помещение не имело перспективы развития. Второе — в нем деревянные перекрытия, а у нас в дни судебных рассмотрений бывает до нескольких тысяч человек. Были сомнения — выдержат ли такую нагрузку перекрытия. В то время исполнительную власть возглавлял Соловьев, а законодательную _ Сумин. Я им сказал, что мы отказываемся от этого помещения, но область должна оказать помощь в строительстве здания суда _ там, где он находится. Было заключено соглашение между Министерством юстиции РФ и администрацией области о совместном финансировании строительства. Что касается марок, то это не было вопросом взаимоотношения между Вяткиным и областной администрацией, это было общее отношение государства к судам. Во всех судах России не хватало денег на марки. Стыдно, унизительно, но это факт. При этом ни копейки денег из местного бюджета на приобретение марок не тратилось. Мы никогда, ни при каких условиях не брали и не берем у органов исполнительной власти средства на отправление правосудия.
Да, отношения с администрацией области после выборов 1996 года стали сложными. В той ситуации нужно было сделать так, чтобы все стороны поняли: это не воля одного человека, пусть даже председателя суда, а решение, основанное на законе. Не больше и не меньше. Надо отдать должное губернатору, Петр Иванович понял, что это не амбиции. К великому сожаленью, в тот период времени у такого высокого должностного лица оказались не очень квалифицированные юристы, помощники, они дали ему неправильный совет. Но у губернатора в 1997 году хватило мудрости, чтобы не конфликтовать. Хотя, могу сказать не для протокола, _ в здании суда пытались искать какие-то краденые деньги, нас проверяла Счетная палата, да кто нас только не проверял! Но я знал, что у нас нет никаких хищений. За 15 лет привык к одному — все время тащить сюда. Но пережили это время, слава Богу, оно кончилось.
- Видимо, это противостояние только закалило вас, помогло отстоять не только независимость суда, но и накопить силы для рывка. Вы построили здание суда, оснастили его по последнему слову техники. К вам приезжали председатель Верховного суда России (имя) Лебедев, влиятельный заместитель главы президентской администрации, идеолог судебной реформы, Дмитрий Козак, коллеги из других регионов. Вы внутренне успокоились или что-то еще хотите сделать?
— Здание суда — не для судей и не для Вяткина, оно строилось для жителей области. Если в суде неопрятно, неубрано, негде сесть и рассмотреть дело, то отношение к закону, к правосудию, а в конечном итоге — к государственной власти никакое. А когда люди видят, что в суде все достойно, то у них появляется убеждение в том, что решения принимают абсолютно законные. Вся обстановка в суде способствует его авторитету. Сидя в солидном зеле, люди уже не выкрикивают с мест. Поэтому, когда говорят хорошие слова о нашем здании, мне, конечно, приятно, так как все это прошло через руки председателя. Но мои функции в первую очередь все-таки другие. Главная цель — обеспечить стабильное осуществление правосудия в области. Что касается вопроса о том, что же будет дальше… Сегодня ряд новых законов, касающихся органов судейского сообщества, несовершенен — не глядя на то, что вдохновителем судебной реформы стал упомянутый вами Козак. Не все свежеиспеченные законы направлены на укрепление независимости судебной власти. Поэтому сегодня я уговариваю своих коллег создать группу, которая бы занималась доработкой законов о статусе судей и органов судейского сообщества. Тут работы непочатый край.
- Вы не в восторге от некоторых законов, принимаемых в рамках судебной реформы. Есть мнение, что судебную систему страны круто меняют, подгоняя ее под реформаторскую (читай — революционную) целесообразность. И в этом смысле нынешние реформаторы мало чем отличаются от большевиков. Вы с этим согласны?
— Реформу иногда делают наскоком. Например, долго бились, чтобы принять Уголовно-процессуальный кодекс. Да, прежний устарел, но те недостатки, которые сегодня выявляются при рассмотрении дел по новому УПК — это просто кошмар. Кодекс написан и принят только в пользу стороны защиты. А права потерпевших и обвинения ущемлены. Это ненормально. Наверное, хорошо, что защите дано больше возможностей, больше прав в отстаивании своих интересов, но тут надо еще многому учиться. Есть много поправок к этому кодексу. А работать с несовершенным законом, когда он позволяет уклониться от уголовной ответственности виновным лицам — дальше идти просто некуда. Я прекрасно помню, как мы готовились к первому делу с участием присяжных, помню, что после этого было в средствах массовой информации — реакция не вполне адекватная. Мы первые сказали, что приговор присяжных отменен. Почему? Потому что общество, присяжные не были готовы к откровенному и честному подходу к решению вопроса. Скрыли факты, которые необходимо было выяснить сторонам. Только это стало причиной отмены приговора. Если бы тех недостатков не выявили, то вердикт остался бы неизменным. Готовиться к такому процессу сторона обвинения должна особенно тщательно. Трудно владеть красноречием Кони, но необходимо владеть залом, этому нужно учиться. Теперь дела во всех судах России будут слушаться с участием присяжных К этому нужно прийти не только с точки зрения закона, но и психологической подготовки — судей, населения и т.д.
- Федор Михайлович, а нет ли у вас ощущения, что мы все-таки забегаем вперед. Первый вердикт присяжных отменили, потому что выяснилось — у одной из “судей с улицы” судимы сыновья, она эмоционально повлияла на своих временных коллег. Согласны ли вы с тем, что наше общество еще не созрело для такого суда и не созреет никогда, поскольку в России половина людей побывала на зоне, а вторая половина — их родственники? У нас менталитет общества не такой, как в развитых странах. Не рискованно ли доверять ответственные решения случайным людям?
— Когда об этом заходит речь, я всем привожу один пример. В течение долгого времени судьи, от районного до Верховного, применяли закон, который применять было неправомерно. А суд присяжных в Московской области сказал, что так делать нельзя. Речь шла об изнасиловании, таких категорий дел у нас очень много. Для меня было удивительно, что присяжные вынесли вердикт, основанный на законе, а суды, к великому сожаленью, выносили приговоры, исходя из судебной практики. Вспоминая первый суд присяжных, хочу сказать, что сам факт судимости ни о чем не говорит. Если бы присяжный заседатель встала и сказала: “Два моих сына отбывают наказание в местах лишения свободы”, то стороны обвинения и защиты имели право отвести этого присяжного. Вполне допускаю, что она могла остаться, но это было бы решение сторон. Однако здесь все прошло мимо них.
- Суды часто отпускают подсудимых под денежный залог. Бывали случаи, когда они исчезали, уезжали и становились недосягаемыми для Фемиды. Что толкает ваших коллег на такой непопулярный в обществе шаг. Ложно понимаемые права человека? Взятка? Желание заработать денег для суда?
— Денег для суда судья не зарабатывает. Сумма залога, которая вносится, идет в доход государства. В отличие от всех иных государственных органов, судьи из местного или какого-то там еще бюджета не имеют ни копейки. Они не получают денег в зависимости от взысканных административных и уголовных штрафов. А почему такие решения принимаются? Оснований для этого несколько. Скажу честно, есть решения, нечестные, необъективные. С этими судьями очень строго разбираются, вплоть до прекращения полномочий. Хотя доказать умысел очень сложно. Но здесь подход очень строгий. Второе. Никогда ни один орган предварительного следствия, избирающий меру пресечения, не сказал о том, что суд изменил меру пресечения, потому что доказательств для его содержания в местах лишения свободы нет. Есть оперативная информация, еще что-то, но, чтобы человека поместить под стражу, нужны веские основания. Зачастую их просто нет. Третье. Для того чтобы изменить меру пресечения на залог существуют юридические основания. У человека есть постоянное место жительства, семья и т.д. Когда суд стал избирать меру пресечения сам, под стражу стали брать почти в два раза меньше. Сообщением о том, что мои коллеги отпустили под залог такого-то мерзавца, наши оппоненты пытаются вызвать негативное отношение к суду, повлиять на него при последующем решении. Мы же никогда ни при каких условиях и основаниях не упрекаем в том, что берем под стражу в зале суда тех, кого обязаны были арестовать органы предварительного следствия. Мы брали по нескольку тысяч человек в год! Но никогда не ставили это в упрек следствию! При этом я не отрицаю, что есть случаи, когда подобные меры пресечения принимаются незаконно. Но массового характера это все-таки не приняло.
- Не все знают, что вы являетесь заместителем председателя Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации. Знакомые юристы пояснили, что это высочайшее доверие. Что это такое — судить судью?
— Квалификационную коллегию называют судейской совестью. От судей общей юрисдикции, а их сегодня 16 тысяч, в коллегии всего 16 человек. Я в нее вхожу второй раз, был в составе коллегии с 1993 по 1996 годы. Работал заместителем председателя и председателем секции судов общей юрисдикции. Подход у нас такой — коллегия не должна быть карающим мечом. Но по вопросам о прекращении полномочий судей все проверяется с большой тщательностью, изучаются поступки, которые совершил служитель Фемиды. В этом году я не помню, чтобы мы обсуждали чьи-то провинности. А вообще лишать судей полномочий достаточно тяжело. Если подтверждается, что коллега совершал какие-то неприглядные действия, возникает обида, что это твой коллега, представитель судейского сообщества.
- Оборотень!
— Ну, оборотень не оборотень… По последним милицейским делам я могу сказать только одно: то, что происходит, когда без суда и следствия назвают фамилии людей, показывают по телевизору, печатают в газетах, мне очень не нравится. Вполне допускаю, что есть какая-то оперативная информация, может что-то еще, но если мы будем по каждому преступлению торопиться говорить, что это преступник, то зачем тогда суд? Обратиться к практике троек 37-го года — и все встанет на свои места. Если наше общество будет поощрять подобное, то вернуться к 37-му году будет очень просто.
Вот докладывали мне дело, оно будет внесено на рассмотрение президиума областного суда. Ну, представьте себе — работники милиции пришли с обыском и ошиблись номером квартиры. Суд отказал в удовлетворении иска потерпевшего. Это полное безобразие! Вы только представьте, что такое обыск для нормального человека. К нему приходят в дом и начинают обыскивать — это уже катастрофа! К подобного рода действиям ради пиаровских акций или чего-то еще надо относиться очень внимательнео и взвешенно. А сегодня, когда еще нет решения суда о вине этих лиц, нам с экрана говорят, что они преступники, оборотни.
- Тут, конечно, видна рука опытного политтехнолога. Выборы в Госдуму 1999 года “совпали” с началом антитеррористической операции, выборы 2003 года — с борьбой с оборотнями. Говорят, что оперативная информация о них появилась несколько лет назад, но вытащили ее на свет божий именно сейчас. Идет тонкая игра на обывательских инстинктах. Вы говорите, что будет опасно, если общество это примет. Но общество у нас такое, что ему надо подсказывать. Почему бы судьям не выступить с заявлением. Это делают адвокаты, но к ним все-таки доверия меньше.
— Все, с кем я говорил, пропустили, что в конце первого дня этой кампании резко выступил против нее Ковалев, бывший начальник ФСБ, председатель комитета по безопасности Госдумы. Вполне допускаю, что его оценка не вписалось в чьи-то замыслы, в этом духе по телевизору больше не высказывались. Да, у нас есть хищения, коррупция, взяточничество, но надо не «гоняться за оборотнями», а вырабатывать механизмы борьбы с этим злом. Но я думаю, что судьям делать какие-то заявления тут нельзя.
- Плохо уже то, что наша жизнь в XXI веке заставляет вспомнить 37-й год. Федор Михайлович, а не миф ли это — независимость суда? Судебная власть — одна из ветвей. Но всякая метафора начинает хромать, если попытаться довести ее до логического завершения. Если судебная власть — ветвь, то дерево-то у всех властей общее, и корни тоже общие, президентские. Вас ведь не народ выбирает, а назначает глава государства. Получается, вы являетесь частью его вертикали власти. Как к этому относитесь?
— Разделению власти не нами придумано, оно впервые прописано в Конституции 93-го года. Без этого власть существовать не может. Но президент должен думать о том, чтобы каждая ветвь существовала самостоятельно. У меня была интересная поездка по линии работы Высшей квалификационной коллегии в Ростовскую область, где решался вопрос о назначении председателя областного суда. Было два кандидата, один — заместитель председателя областного суда, второй _ из другой сферы деятельности. Его поддерживали глава администрации области Чуб и администрация президента. Это был критический момент в работе Высшей квалификационной коллегии, поэтому руководители коллегии и поехали в Ростовскую область. Мы пришли к убеждению, что человек, которого предлагает администрация области — удобный, мягкий, податливый, готовый решить любое дело для губернатора. Я сказал тогда Чубу: сегодня вы губернатор, а завтра нет, но при таком председателе, которого предлагаете, ваши права в суде, когда уже не станете губернатором, никогда не будут защищены. Если ваши интересы будут входить вразрез с интересами администрации области. Это будет самое страшное в вашей жизни. И только этот аргумент подействовал на губернатора, вопрос был решен в пользу заместителя председателя суда. Я скажу больше: был готов проект указа президента Бориса Николаевича Ельцина, которого подталкивали к тому, чтобы назначить председателя суда в обход Высшей квалификационной коллегии судей. И только помощники главы государства смогли его переубедить. Если мы забудем принцип разделения властей, перестанем говорить о независимости ветвей власти, то тогда влияние одних органов на вторые будет очень большим. Тогда до справедливых решений никогда дело не дойдет. А без этого Россия никогда не станет цивилизованным государством.
Вы помните, как был отменен указ президента об увольнении мэра Владивостока. Без разделения властей такого решения не было бы никогда. Просто подчиняться начальнику _ у нас это сидит в каждом человеке, а разделение властей их балансирует. А взять Конституцию, там написано, что при импичменте президента должно быть и заключение Верховного суда и Конституционного суда. В Верховном суде более 100 судей. Попробуйте оказать на них влияние! Это невозможно! А попробуйте оказать влияние на Конституционный суд! Это тоже невозможно. Хотя в жизни, конечно, ничего невозможного нет. Но степень гарантированности очень высокая. Поэтому нет оснований говорить, что суд являемся частью вертикали власти. Моя практика, практика областного суда подтверждает именно это.
- В ситуации, когда на судей невозможно оказать давление, интересно, что это за люди — судьи?
— Давление оказать можно самыми различными способами. Я приведу пример по одному из последних приговоров. Посмотрите, какое было психологическое влияние на судью. СМИ пишут: осудит ли суд чиновника за получение взятки? Если осудит — значит, это суд, если не осудит — не суд. Это что, не влияние?! Очень большое влияние. Я вспоминаю свой первый приговор, по которому была постановлена смертная казнь. Рассматривал это дело не в Челябинске, и каждое утро на трамвае ездил в суд. Едешь и слышишь, как люди обсуждают — они не знали, что я судья. Но горожане знали о ходе процесса все, говорили, что, скорее всего, будет такое вот наказание. И, конечно, эти суждения оказывали на меня влияние. Это просто тихий ужас!
- Судьи достаточно закрытые люди и, видимо, ценят отношение коллег, свою корпоративную солидарность. Но полностью изолировать их от внешнего мира просто невозможно. Поэтому многим интересна психология судей. Что этим людям помогает решать человеческие судьбы. Какая внутренняя опора позволяет им стоять на букве закона в нашем безрассудном мире, где большинству людей понятнее, извините за каламбур, суд по понятиям — партийно-советским, воровским и т.д.?
— Корпоративность судей понимают по-разному. Когда шла речь о том, чтобы изменить положение, которое существовало до 2000 года, стали говорить, что судьи — это закрытая корпоративная система и для того, чтобы не было закрытости, в суде должны принимать участие представители общественности. Что касается закрытости корпорации, то она только на словах. Для того, чтобы понять это, надо прийти к нам в Новый год, когда одновременно за стол садится примерно человек 150 — от технички до председателя суда. К нам приходят гости. И становится понятно, что судьи — это самые обычные люди, которые умеют веселиться, петь песни, плясать. У нас есть и рыбаки, и охотники. У судей есть свои приятели. Какого-то стереотипа по знакомым и по кругу общения нет.
Как мне кажется, работающие в суде становятся судьями лет через пять, когда они для себя определят грань возможного и допустимого поведения. Вот когда это сформируется у человека, тогда начинается формироваться и судебная практика и отношение к делу. Не случайно законодатель определил два этапа становления судей — сначала назначение на трехлетний срок, а потом — без ограничения срока. Это одна из гарантий, чтобы на судью не могли влиять. Как только судья почувствует, что за принятие того или иного решения он будет подвергнут влиянию, объективность сразу уходит.
- А сколько судья получает? Хватает ли ему, чтобы спокойно жить и ни о чем, кроме добросовестной работы не думать?
— Для того, чтобы спокойно жить и не думать, судья получает немного. Хотя наша заработная плата — одна из самых высоких, по сравнению с органами прокуратуры, милиции, бывшими органами налоговой полиции. Но, к великому сожалению, доход судьи стал сегодня отставать от зарплаты работников органов исполнительной власти. По последней программе реформы моя заработная плата должна быть больше двух тысяч долларов в месяц. Но до этой суммы мне очень далеко. Мой оклад — четыре тысячи рублей, со всеми надбавками и премиями получается около 32 тысяч рублей в месяц. Хотя у судьи моего уровня в США зарплата 160-170 тысяч долларов в год. Это в Америке одна из самых высокооплачиваемых должностей, подобного рода зарплаты не имеет больше ни один государственный деятель. У нас, к великому сожалению, на сегодняшний день такого нет. Чтобы повысить степень независимости судья должен получать большую зарплату, чтобы принимать решения, не задумываясь и не взирая на то, нравится это кому-то или нет. Судье заплату платит государство. Если оно этого делать не будет, то желающих ее выдать найдется много. А человек слаб. До 2001 года подход к судьям был очень строгим, он и сейчас строгий, но тогда гайки закручивали. Если взять количество уволенных судей за совершение всяких проступков, то, по сравнению с иными категориями служащих, у нас был самый высокий процент. Порой проступки были незначительные, но с людьми расставались…
- Но общественности об этом рассказать не спешили.
— Но мы ничего и не скрывали. В нашей области за последние восемь лет трое судей прошли через уголовную ответственность. Мы не всегда доводим до рассмотрения квалификационной коллегией, некоторые судьи уходят сами. В последнее время председатели увольнялись из-за невнимательного отношения к людям, к срокам рассмотрения дел в судах. К этому мы подходим строго. Одно из прекращений дел мирового судьи связано с детскими пособиями.
- Федор Михайлович, рассмотрение каких громких дел последнего времени вам принесло удовлетворение? А что вызывает профессиональную досаду? Взять, например, нашумевшее дело ЮУФК, всевозможных пирамид. Когда говоришь со следователями, они рассказывают, что это были неординарные дела — пострадало много людей, следователи на ходу учились, провернули огромную работу, и теперь недовольны тем, что судьи их не поддержали. Что вы можете ответить следователям и всем южноуральцам?
— Дело по Южно-Уральской финансовой компании мы слушали на президиуме дважды по протестам прокуроров, когда суды отправляли на доследование. А причиной был, как бы сказать помягче, но повесомее, непрофессионализм, который граничит непонятно с чем. У главного обвиняемого по этому делу Будылина изымался сейф. По его показаниям в судебном заседании, в сейфе этом чего только не было. Он изъят, но в деле отсутствует. Ни актов вскрытия сейфа, ни актов, что в нем было. А без них дело рассмотреть невозможно. Где все это?! А ведь речь там шла о деньгах, причем очень больших. Но до настоящего времени никто просто не пожелал открыть на это глаза. Случившееся — на совести органов предварительного следствия.
Закон формален, нравится нам это или нет. И если при предъявлении обвинения нет каких-то пунктов, каких-то составных частей этого состава преступления, то вся работа органов предварительного следствия может оказаться напрасной. На сегодняшний день закон построен так, что на доследование дело направить нельзя. Если не предъявлен конкретный состав преступления, то как рассматривать дело? А никак! Я понимаю, что это процессуальный тупик, но разве этого не видят органы предварительного следствия?! А ведь у них там одних начальников чертова уйма, а потом есть еще и прокуратура. Все видят, но когда дело приходит в суд, оно уже находится на той стадии, когда ничего поправить нельзя. Обиды есть? Да, есть. Но чтобы их исключить, органам предварительного следствия надо искать какие-то иные способы и методы работы. Повторяю: процессуальные нарушения, допущенные на стадии предварительного следствия нельзя исправить в ходе судебного следствия. Это влечет отмену приговора и прекращение дела. А теперь я вам тоже задам вопрос: вы видели хоть одну публикацию, исходящую от судьи любого уровня, в которой бы предъявлялись претензии к органам предварительного следствия?
- Нет.
— И это на самом деле так. Мы никогда не ищем недостатков в работе других органов. Когда говорят, что суды поступают плохо — это просто должностные лица пытаются свои недостатки переложить на чьи-то плечи. В моей практике был такой случай. В судебном заседании допрашивал потерпевших, свидетелей и подсудимого. В их показаниях на предварительном следствии и в суде была небольшая разница. И когда я стал спрашивать, в чем причина, они ответили, что никто их не допрашивал: позвонил следователь, они с ним пообщались по телефону и на этом точка. Вот вам отношение к делу. А дело вел следователь, который к тому времени поработал в милиции лет 15.
- По некоторым внешним приметам можно сказать, что суд стал занимать больше места в сознании челябинцев. На улице Труда недавно появилась остановка “Областной суд”. Как вы считаете, правовое сознание с ходом реформ все-таки поднимается или нет? Согласитесь, что отношение граждан к праву во многом зависит от того, насколько суд человечен. Помните, как герой одного классического произведения взмолился, что его будут судить не по совести, а по закону? По закону и по совести по-прежнему расходится или уже сопрокоснулось? Можно ли сказать, что суд — совесть нашего общества?
— Я специально попросил мэра Челябинска Вячеслава Михайловича Тарасова сделать остановку. А об уровне правосознания можно судить по такому примеру. В начале 90-х годов, когда люди приходили на прием, они обращались как в обком партии. Сегодня приходят с готовыми жалобами, на 90 процентов в них содержатся просьбы, которые положены по закону. Исходя только из этого, я могу сказать, что правосознание стало выше. Люди поняли, что истину можно искать только в суде, а не в администрации области, профсоюзах, Законодательном собрании и в администрации президента. Люди стали понимать, что судебные решения можно обжаловать в вышестоящем суде. Граждане постепенно осознают, что любой конфликт, возникающий в жизни, лучше всего решается в суде.
- Раньше человек, обратившийся в суд, считался сутяжником. Сейчас это становится нормой?
— Да. Но все-таки здорово мы воспитали партийно-советское сознание. К нам приходит очень много жалоб — накажите судью за то, что он не рассмотрел дело, передайте дело в другой суд. Повторюсь, люди считают, что сидит председатель областного суда, за ниточки дергает и все решает. Наш граждане привыкли к административным отношениям, отношениям власти и подчинения. И для них председатель областного суда — это тот бог и царь, которому все подчинены. Мне административно ни один судья Челябинской области не подчинен. А областной суд, поскольку он вышестоящий для районных и мировых судов, может рассматривать дела, которые прошли через них.
Хочется, чтобы правосознание населения было выше. Плохо, что у нас пока нет должного уважения к судебным решениям. Журналисты могут их комментировать на все лады и говорить, что это еще не последняя инстанция, есть Европейский суд. И не понимают, что там дело по-существу не рассматривается. Это авторитет суда не повышает. Одна сторона всегда недовольна его решением и считает: если не по-моему — значит, плохо. Но в СМИ никогда не приводят мнение людей, довольных судебными решениями. Мы в последнее время с помощью пресс-службы стараемся быть более открытыми, чтобы общество понимало существо нашей работы.
Что касается совести и закона, то, с моей точки зрения, человеческое в решениях суда должно присутствовать всегда. Если в судебном решении нет совести, то оно неправильно. Я могу привести достаточно примеров, когда, вынося то или иное решение, судьи думают именно об этом. Недавний вердикт Конституционного суда был принят больше с учетом все-таки не права, а справедливости. Это когда речь шла о добросовестном приобретателе квартир. Суд сказал, что ее у нельзя отнимать, хотя, строго по закону, собственник у квартиры все-таки иной.
- Но, видимо, такая человечность позволительна только Конституционному суду.
— Одним из руководителей Верховного суда Российской Федерации был Евгений Смоленцев, бывший председатель Свердловского областного суда. Он говорил так: районный суд обязан принимать решения только на основании закона, областной — на основании закона, но при этом учитывать и какие-то духовные начала, а Верховный суд — на основании, права, совести и справедливости. Без этого просто нельзя. Право — формально, в нем нет души, а в судебном решении она должна присутствовать. В начале 90-х годов в Министерстве юстиции России была идея создать такую компьютерную программу, которая бы, после того, как в нее заложили все исходные данные, сама, основываясь на законе, выносила бы вердикт. Слава Богу, на это не пошли. Вы не видели нашу часовню? Мы ее к сентябрю откроем. Меня часто спрашивают, для кого вы ее построили? Я отвечаю — для тех, кто приходит в суд. Если озлобленный человек, постояв там, станет мягче, то это просто здорово.
Федор Вяткин объехал полмира. Из каждой страны привозит что-то полезное для суда. Cейчас предлагает ввести видеопротокол судебных заседаний («Если он будет, уже ничего не подделаешь»). Москва не соглашается. Учитывая большой размер России, предлагает внедрить в судебные процессы телефонную конференцию (“Чтобы люди не ездили из Владивостока в центр страны”). Столица не аплодирует.
Похоже, Вяткин всю жизнь старается забежать вперед. Когда у них в семье уже родился старший сын, он поступил в институт. Чтобы учиться быстрее, пошел на дневное отделение. И за четыре года закончил вуз. А затем, еще будучи студентом-выпускником, Вяткин стал судьей. А в 38 лет — самым молодым председателем областного суда СССР.
В свободное время Федор Михайлович любит общаться с внуком (имя), который может позвонить ему в любое время суток. Отдыхает вместе с семьей в Сочи. В последнее время любит безалкогольное пиво — “сколько войдет”. Личную машину (марка) продал сыну Дмитрию. До своей дачи добирается на служебном автомобиле, за рулем уже 20 лет. Последняя прочитанная книга — детектив Незнанского из серии “Адвокат” (“Легкое чтиво, чтобы ни о чем не думать”). Любит исторические романы. Нравится русский романс, а в машине слушает песни Клячкина и Высоцкого.
Вяткин всегда говорит, что дела у него лучше всех — независимо от того, как они идут на самом деле. Пару лет назад над парадным входом суда в слове «областной» периодически отпадала буква “т”. А затем упрямо становилась на свое место. И в конце-концов перестала исчезать. В этом есть какой-то символ.
Что уникально в нашем областном суде:
— огромная площадь — 17,5 тысячи квадратных метров (в 1988 году было три тысячи), длина здания — 170 метров;
— 24 зала для кассационных судов, два зала для суда присяжных, огромный зал для заседаний президиума;
— здание разделено на зоны — публичную и служебную, проникнуть из первой во вторую невозможно, это позволяет избежать влияния на судей (кстати, в информациооном центре суда, куда обращаются граждане, никогда не скажут, какой судья рассматривает тот или ино й вопрос), присяжные заседатели находятся либо в зале, либо в специальных помещениях служебной зоны;
— скамья примирения, ее идея пришла в голову председателя в сочинском парке Ривьера, где он увидел скамью примирения для влюбленных;
— видеоконференция, которая стала настоящим техническим прорывом;
— электронный архив и локальная компьютерная сеть, такого в стране больше нет, даже в Верховном суде, Вяткин предлагает создать в судебной системе страны единую электронную сеть, что упростит документооборот;
— документ-камера, похожая на настольную лампу, с ее помощью все участники процесса видят на экране документы, приобщенные к делам;
Из официального досье
Федор Михайлович Вяткин родился в Коркино в 1950 году. Женился в 1973 году, два сына 29 и 24 лет. В 1978 году окончил Свердловский юридический институт, был избран судьей Центрального суда Челябинска. С 1981 по 1985 годы — судья областного суда. С 1985 по 1987 — председатель Советского районного суда Челябинска. В 1987 году стал заместителем председателя областного суда, в 1988 году — председателем.
«Челябинский рабочий», 30 июля 2003 г.)
