Sтраница Основного Sмысла

14 мая 2021 года

Главная проблема современного человека – одиночество в толпе

Уже второй десяток лет мы живем в ХХI веке и третьем тысячелетии, и всё чаще возникает вопрос: что мы унаследовали из предшествовавшего нам века? Заложниками или наследниками (это как посмотреть!) чего являемся?
Всё ХХ столетие умнейшие мужи-мыслители анализировали путь, по которому идёт человечество. Вспомним лишь названия работ виднейших философов XX века: «Закат Европы» (О.Шпенглер), «Будущее одной иллюзии» и «Недовольство культурой» (3.Фрейд), «Восстание масс» (Х.Ортега-и-Гассет), «В поисках смысла» (В.Франкл), «Одномерный человек» (Г. Маркузе), «Человек играющий» (И.Хёйзинга), «Кризис европейского человечества и философия» (Э.Гуссерль), «Проблема души нашего времени» (К.Г.Юнг), «Положение человека в Космосе» (М. Шелер), «Человек для самого себя», «Бегство от свободы», «Иметь или быть» (Э.Фромм), Предсмертные мысли Фауста» (Н.А.Бердяев), «Конец нового времени» (Р.Гвардини), «Необходимость себя» (М.Мамардашвили), «Диалектика Просвещения» (Т.Адорно, М.Хоркхаймер), «Культура и этика», (А. Швейцер), «Век толп» (С.Московичи), «Общество потребления» (Ж.Бодрийяр). Весьма говорящие названия, не правда ли?… Эти мыслители принадлежали разным школам, проповедовали различные учения. И, тем не менее, рискну утверждать, что в одном они были едины: в ощущении и мысли, что пришло время защищать человека от самого себя, а если точнее – от мира, созданного им. Мир этот во многом стал бесчеловечен, так как перерос границы понимания, восприятия и переживания его отдельной личностью. Да, это Номо sapiens, Номо faber, Номо liber, Номо socialis, Номо economicus, Номо ludens, Номо simvolicus породил мир, в котором ему стало неуютно, создал мир, несоразмерный самому человеку.
Обозначу основные признаки этой несоразмерности.
Во-первых, темп жизни, с которым человек уже не справляется. Несмотря на наличие самолётов и телефонов, электронной почты и Интернета, помогающих преодолевать время и пространство, мы все время чего-то не успеваем. Часто приходится чувствовать себя своеобразными страусами, когда вытащил голову — хвост увяз, хвост освободил — голова ушла. Мы все время «бежим», чтобы «стоять на месте». А не успел — значит, опоздал, проиграл, что-то упустил, не достиг, и, возможно, твое место уже занято. Не случайно некоторые психиатры утверждают, что если и в дальнейшем будет происходить интенсификация, ускорение темпа жизни, то самой страшной болезнью в XXI веке станет бессонница от нервных перегрузок и, как следствие, стрессов.
Современная социокультурная ситуация такова, что при жизни одного поколения людей меняется несколько поколений культурных ценностей. Поэтому мы неизбежно вынуждены жить, опережая в нашем внутреннем, субъективном времени время реальное, историческое. Только этой ценой можно достичь тождества собственной личности и времени. «Быть всегда впереди себя» — теперь не романтическая формула гениев и мечтателей, а суровые будни любого человека, живущего по законам Западной цивилизации и надеющегося на успех. А чтобы так жить, нужно быть гиперпластичным: уметь расставаться с собой «вчерашним», доверять рискованным планам своего будущего. Но еще нужно обладать и новым типом мышления – «стереоскопическим», «клиповым», «виртуальным», (каких только определений уже не присвоено этому феномену!).
Второй признак несоразмерности — информационный гнет, который испытывает человек. На каждого из нас сегодня обрушивается такой поток информации, что критически воспринять ее, самому интерпретировать практически невозможно. Чтобы представить себе объем информации, довлеющий над человеком, приведу для иллюстрации лишь два факта. Европейские ученые посчитали, что будничный номер «Daily world» сегодня содержит столько информации, сколько житель Европы XVII века имел за всю собственную жизнь. И второй факт: японские ученые утверждают, что со второй половины XX столетия количество информации в мире каждые шесть лет удваивается. Поэтому они предлагают сменить термин «информационный бум» на «информационный взрыв», замечая при этом, что во время взрыва «ничего не слышно». Что стоит за этой образной фразой?
Оперируя колоссальными объемами старой и новой информации, сознание современности строит из нее интеллектуальные концепции – конструкции, подвергает действительность – информацию анализу или играет с ней, синтезируя ее новые варианты. Но словно бы не в силах личностно-ценностно переварить, пережить эту реальность и дать пережить ее нам. Даже поэт пишет: «Плачу. Вернее, пишу, что слезы льются…» (И. Бродский.) В результате, как сказал психолог А.Н. Леонтьев, мы выигрываем в значениях и проигрываем в личностных смыслах. Таким образом, при колоссальной пресыщенности информацией человек испытывает нехватку смысложизненных знаний, знаний, помогающих «попасть в свою судьбу».
Третьим признаком является отчужденность, инструментальность человеческих отношений, зафиксированных в современной культуре. Социум во многом дегуманизировался: человек перестал быть целью, он сам стал средством для решения экономических, политических, религиозных задач, а то и научных задач. Личность стала объектом манипуляции, и это отражается в языке. Вспомним, как называлась первая работа «гения общения» XX века Дейла Kapнеги — «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». А как называется одно из распространённых в России направлений американской психологии? — НЛП, то есть нейро-лингвистическое программирование (себя и другого). Наиболее открыто и цинично использует человека как средство — терроризм, как раковая опухоль распространяющийся в наше время. Он непосредственно использует человеческую жизнь как пушечное мясо, материал для решения проблем, часто с жизнью убитых людей совершенно не связанных. Отмечая «болезнь» отчуждения в XX веке психологи разных ориентации говорят о главной проблеме психологии современной личности — проблеме одиночества личности, одиночества в толпе, в мегаполисах, среди людей. Иногда действительно возникает мучительный вопрос: а не разучились ли мы эмпатии, способны ли мы ощутить, разделить состояние другого человека? Размышления эти имеют под собой основания, так как в частотных словарях, например, русского языка стало исчезать слово «милосердие», а «филантропия» оказалось словом определенных профессионалов. Любопытно, что даже язык подростков зафиксировал изменение в отношениях между людьми. Теперь для того, чтобы обозначить дружбу мальчика с девочкой они говорят: «Он с ней мутит»…
И, наконец, четвертый признак несоразмерности мира и человека — искусство XX столетия. Почему именно искусство? Потому что оно в культуре выполняет особую роль — является самосознанием культуры. Культуре, как всякой развивающейся системе, нужны два механизма. Это механизм «сознания», дающий информацию о том, что происходит вовне, в мире, с одной стороны. С другой стороны, механизм «самосознания», дающий системе информацию о ее внутренних состояниях, о соотношении ее различных подсистем, противоречиях и т.д. Первую функцию — сознания культуры — выполняет философия, так как она формирует представления о мире и человеке, выработанные этой культурой. А функцию самосознания культуры выполняет искусство, которое благодаря своей образно-эстетической природе, универсально-ценностному отношению к миру, способно быть «зеркалом» культуры как целого, в единстве и взаимосвязи всех ее компонентов. Так свой «портрет» находит XX век в искусстве абстракционизма и экспрессионизма, в эстетике сюрреализма и футуризма, фовизма и поп-арта, концептуализма и театра абсурда, перфоменса и хеппенинга, гиперреализма и экзистенциализма. И этот «портрет» запечатлевает неизбывный трагизм существования и культуры, и человека в наше время. Не в силах согласиться с этим портретом, принять его, мы придумали для отдельных периодов искусства XX столетия даже специальный термин: «Другое искусство». Это, действительно, другое искусство, ибо оно, нередко отказываясь от внешнего (бесчеловечесмого мира), ищет выход в пустоту, в неосвоенный космос, в хаос, в сырье мира.
Подведем первые итоги. Уже названных признаков несоразмерности мира человеку достаточно, чтобы констатировать кризис культуры, кризис человека, кризис его ценностного мира. Оговорюсь, что слово «кризис» не воспринимаю эсхатологически, ибо любой конец может быть началом чего-то нового. И, возможно, можно прислушаться к синергетике, что человечество находится сегодня   в точке бифуркации,   то есть перехода из одного состояния в другое. Таким образом, человечеством пройден определенный путь, приведший к таким результатам. И они до сих пор очевидны и присутствуют в нашей жизни. А что же было положено в основу этого пути? Каковы причины зафиксированного кризисного состояния? Попробуем ответить на эти вопросы.
Первым предельным основанием философы называют культ рациональности в западной культуре и цивилизации со времен Ренессанса, достигшей своего высшего проявления в XX веке. Доказательством этого является сциентизм. Сциентисты считают, что наука — тот социальный институт, который может решить все проблемы человечества. НТР способствовала широкому распространению сциентизма, внедрению его в сознание многих людей. Сегодня, действительно, наука пытается господствовать над другими явлениями культуры. Рациональное знание становится божеством, ему курится фимиам, ему приносятся жертвы. И сегодня мы видим, что научные ценности вытесняют моральные, эстетические, религиозные. Может показаться странным, но результатом этого является уменьшение пространства святого, а значит, рост цинизма. (Ведь ум по природе своей критичен, должен во всем сомневаться). Но то, что, например, называется нравственностью логически не формируется, не творится. Только рационально обосновать мораль невозможно, блестящим подтверждением чего является этическая система И.Канта. Еще софисты отмечали, что на любое слово всегда найдется обратное. В эпоху постмодернизма и толерантности, порой доходящей до абсурда, это особенно актуально. А.А. Швейцер – лауреат Нобелевской премии и образец служения людям — утверждает, что нравственность невозможна без мистики. Есть много жизненных ценностей, (и не только нравственных), которые рационально просчитать невозможно. А наука, беря на себя слишком большие функции, не справляется с ними. Такие проблемы, как эвтаназия, трансплантация органов, клонирование человека, показывают, что наука должна породниться с другими ценностями, и прежде всего духовными, в противном случае может наделать много бед.
Не могу не отметить здесь интересный парадокс: при всё большей рационализации мира он становится все более непонятным, он не вписывается, не желает вписываться в схемы рациональности, которые мы имеем и проецируем на него. Как тут не вспомнить горькое замечание Ф.М. Достоевского о том, что квадратный корень — красивая и правильная вещь, но жизнь не укладывается в квадратный корень. Беда еще и в том, что рациональность познания становится объективной, овеществленной, опредмеченной рациональностью. Ведь мы не просто познаем мир, мы строим мир на основе рациональности, то есть объективируем нашу рациональность в тех предметах, которые мы создаем. Тем самым рациональность становится как бы независимой уже от нашего сознания. Может быть, и поэтому нам стало неуютно в нашем Доме, который мы сами и построили?.. Конечно, рационализация сама по себе неплоха. Вся наша цивилизация выстраивается на рацио, на разуме. Но, с другой стороны, она привела человечество, особенно Запад, ко многим очевидно негативным явлениям. Макс Вебер, анализируя эту проблему, убедительно доказывал, что современная рационализация основывается не на разуме, а на рассудке. Различение этих понятий для философии чрезвычайно важно. Рассудок более механистичен, он характеризуется калькуляцией. Рассудок работает на количественных показателях действительности, может отвлекаться от качественных ощущений, характеристик, поэтому он приводит к калькированию действительности, повторяемости, тиражируемости. Рассудок вырабатывает технологии, чтобы это калькирование, тиражирование происходило. Трудно не согласиться с М. Вебером, что перед нами «формальная рационализация» или «технический разум», которые отвлекаются от ценностей, (в том числе и нравственных), от случайностей, от субъективности. Но каждый из нас неповторимый, уникальный мир. Формальная же рационализация индивидуальные наши особенности как бы элиминирует, отсекает. Например, та же самая формальная логика выявляет то общее, что есть в ментальности всего человеческого рода. Она отделяет рассудок от чувств.
Итак, рациональность по природе своей — абстрагирование от качества, а тем самым и от ценностей и смыслов. Но реалии современной жизни таковы, что абстрагироваться и дальше от этого нельзя. Поэтому усталый XX век констатировал, что идеал формальной рациональности исчерпал себя, что упование на всемогущество «законодательного Разума» не оправдалось. Сегодня уже многие поняли, что постичь и богатство человеческой личности, и многие зигзаги истории человечества скальпелем рациональности невозможно. Необходимо и другое знание, и другое основание.
Следующий источник существующего кризиса — это принцип господства. Именно в такой формулировке он есть в трудах Т. Адорно и М. Хоркхаймера, Г. Маркузе и Ю. Хабермаса. У Р. Гвардини это названо принципом власти. О чем идет речь? Человек становится человеком, отделяясь от природы. Это происходит в своеобразной схватке: уходя из-под подчинения природе, он сам подчиняет себе природу. Вначале это было просто необходимо, чтобы не остаться природным существом. Но потом этот путь становится опасным для самого Человека. Встав на путь подчинения, подавления человечество развивает власть, властные структуры настолько, что подпадает под власть той власти, которую он создал. На первых порах само стремление к власти реализуется в господстве над природой, затем преобразуется во власть человека над человеком, а затем во власть безличных структур над человеком (структур, в которых нет уже ничего человеческого). Примеры последнего — государство, социальные или рыночные отношения, профессиональные структуры. Р. Гвардини грустно каламбурит, утверждая, что на нынешнем этапе у нас нет власти над собственной властью. И напоминаем при этом Евангелие от Матфея: «Что пользы человеку, если он приобретет мир, но потеряет душу свою»…
Отмечу в связи с этим два любопытных момента. Первый: человечество так увлеклось походом за властью, что теперь она подавляет человеческое в человеке, калечит его душу. И второе: развитие цивилизации идет таким образом, что при всё большей покорённости мира человеку, он становится всё более враждебен человеку. Природный мир враждует с нами через экологические проблемы; (воздействие антропогенного фактора на биосферу становится необратимым и успеет ли к этому приспособиться сам человек — еще большой вопрос…) А социальный мир враждует с нами через отчужденные безличные структуры. (Чего стоит только узость профессионализации!)
Есть еще одна — третья — очень серьезная причина анализируемого кризиса, кризиса антропологического, ценностного. Её отмечают многие мыслители, в том числе и еще не названные Н. Рерих, Г.С. Кнабе, Д.С. Лихачев, К. Ясперс. Причина эта — ориентация человечества в XX веке на внешний Дом, то есть Цивилизацию, а не на внутренний Дом, то есть Культуру. Уже с середины ХIХ века появились вполне обособленные попытки развести понятия «культура» и «цивилизация» и уяснить их принципиальные различия. Это, прежде всего, работы Н.Я. Данилевского и Ф. Ницше. Последний нарисовал контуры культуры как способа реализации всей полноты человеческого духа и цивилизации как формы его угасания. Мыслители XX столетия подхватили эстафету. Они показали, что цивилизация — это освоение человеком внешней природы, пространства, времени. Поэтому основные ее принципы: целесообразность, полезность, комфорт, удобство, рациональность. Культура же — это освоение человеком своей внутренней природы, направленность не вовне, а вовнутрь. Посему она имеет и другие принципы существования, главные из которых бескорыстие, неутилитарность и во многом иррациональность. Вспоминается лаконичная формула М. Пришвина: «Культура — это связь людей, цивилизация — это сила вещей».
Любопытно разложить латинское слово «культура» следующим образом: cult-ur-a. При этом мы получаем вариант перевода, звучащий как «культ света», «служение свету». Показательна полисемантичность понятия культура: возделывание, обработка, воспитание, почитание, и ко всему этому следует добавить — Души (самого человеческого в человеке). Человек не рождается человеком, он не предзадан, он становится человеком. Это утверждение философов стало уже трюизмом, истиной избитой и общепринятой. Поэтому сделать человека человеком, воспитать его означает окультурить его, ввести в сложное и динамичное пространство культуры, научить жить по его законам. Это значит, прежде всего, ввести в мир человеческих ценностей, без которых человек не может быть человеком, то есть в мир Добра, Красоты, Веры, Надежды, Любви, Свободы, Творчества, Справедливости, Ответственности.
К сожалению, XX век, из которого мы все вышли, обнаружил, что человек может быть и духовно смертен. Это хорошо сформулировал поэт И. Губерман, грустно констатируя:
           «Мы жизнь свою значительно улучшили,
             но смысл её значительно утратили».
Замена высшего смысла существования достижением благополучия, подмена счастья — потреблением, высших идеалов — прагматизмом, традиционных ценностей — средствами (карьера, деньги), а то и просто ценой, духовности — сухим рационализмом — вот реальный путь духовной деградации личности в XX столетии. Поэтому не случайно Н. Бердяев когда-то констатировал, что «большинство людей умирает, так и не родившись». А Э. Фромм в своей работе «Иметь или быть?» показал, что само существование духовности и духовной культуры зависит в первую очередь от ценностной установки, от жизненных ориентиров, от мотивации деятельности. Иметь — это ориентация на материальные блага, на обладание и использование. Использовать и отбросить в поисках все новых и новых стимулов — использовать и отбросить все, от предметов обихода до близких людей, в стремлении к новизне обладания и постоянной жажде не изменяться, но изменять. В противовес этому «быть» — значит становиться и созидать, стремиться реализовывать себя в творчестве и общении с людьми, найти источник бесконечной новизны и вдохновения внутри себя.
Эта ориентация имеет такую форму проявления, как возрастание «свободы от» в отличие от «свободы для» (Н. Бердяев). Комфортное состояние, которое дает цивилизация, снимает многие ограничения,   как   материальные,   так   и духовные   (религиозные, нравственные). Человек в развитых цивилизованных странах и в XX, и в ХХI веке может многое себе позволить, у него растет выбор, а критериев выбора часто нет. Нередко у многих даже не возникает вопросов: свобода для чего? Зачем? Во имя чего? Безнормность желаний человека, отсутствие навыков внутреннего самоограничения, упоение «свободой от» без «свободы для» приводят к выходу на историческую арену «человека массы». Блистательную характеристику этому феномену дал Х. Ортега-и-Гассет: он ориентирован в своей жизни на определенные стандарты; ему нравится «быть как все»; он ориентирован исключительно на потребление мира; брать, а не отдавать — вот кредо его жизни; он живет, прежде всего, в свое удовольствие; он присвоил себе право прямого действия во всех областях, что нередко оборачивается насилием; и при всем том он считает себя совершенным. Его «верх» — он сам, он самодоволен, а потому ничтожен. Еще Э. Роттердамский в XVI веке в своем трактате «Похвале глупости» именно самодовольство назвал главной глупостью человечества. По-видимому, в самодовольстве человек гибнет как личность, так как ему некуда идти, некуда расти. Вот именно такой, описанный сейчас человек и нуждается в массовой культуре, он ее заказчик, потребитель, певец, а часто и творец. А масскульт, в свою очередь, проникает во все явления культуры, убивая этническую культуру и сильно оттесняя элитарную, высокую. Конечно, последние существуют, но они стали востребованы лишь очень немногими людьми.
Ну, и последняя причина — XX век был веком техногенной цивилизации, со всеми присущими ей характеристиками: культом технократических ценностей, стандартизацией жизни, ее алгоритмизацией, отношением к обществу как механизму, который можно хорошо отладить. Отсюда такой культ управления и абсолютная уверенность, что управлять можно всем и вся. «Техника, — говорит К. Ясперс, — радикально изменила повседневную жизнь человека в окружающей его среде, насильственно переместила трудовой процесс и общество в иную сферу, сферу массового производства, превратила все существование в действие некоего технического механизма, всю планету — в единую фабрику. Тем самым произошел — и происходит по сей день — полный отрыв человека от его почвы».
Механическое общество создает такую же механическую культуру, которая распадается на отдельные сферы, между собой мало связанные. Вспоминаются «искусство ради искусства», «политика ради политики», наука превращается тоже в «игру в бисер», то есть нередко создает теории, схемы, модели, не отражающие действительность, а как бы стремящаяся к научным достижениям ради них самих. В науке обособляются до радикального противопоставления естественнонаучные комплексы от социальных и гуманитарных. Ведомственный изоляционизм был и остается по сей день одним из самых тревожных симптомов общей болезни культуры техногенной цивилизации: знать свой шесток при роковом рядоположении фрагментов единой культуры, единого человековедения!.. Мир бытия человеческого оказался слишком внутри себя разрозненным, поэтому и человек стал разорванным существом, он перестал быть универсальным и целостным, он исчез за различными своими личинами, своими функциями. Человек, живущий по законам техногенной цивилизации, констатировал Н. Бердяев, сам становится механизмом, так как живет по законам развития не живого, не организма, а искусственно созданного механизма, организации.
В заключение спроецирую всё сказанное на образование, и мы увидим, что все перечисленные особенности мира, культуры, человека XX столетия полностью присущи и современной системе образования. Коротко обозначу это. Прежде всего, образование и культура в современном мире далеко разошлись между собой. Исчезло отношение к образованию как к самоценному, отличающемуся глубиной знаний и широтой кругозора, отношение к образованию как к способу становления различных культурных граней личности, стиля жизни конкретного человека. На первое место вышел прагматический взгляд на образование как средство получения определенной специальности, как на условие, прежде всего, а нередко и только, профессиональной жизни. В связи с этим востребован узкий профессионализм. Но в свое время еще Козьма Прутков предупреждал, что узкий специалист — не целостный человек, это «флюс»: его полнота односторонняя. Как следствие этого характеристика «образованный человек» сегодня перестала быть синонимом «культурного человека». Первое понятие теперь обозначает хорошо «информированного человека» в определенной области знания. Культурный же человек — это тот, кому присуща и духовная зрелость, и эстетическая развитость, и нравственная состоятельность, то есть ответственность за свое проживание в этом мире.
Второе, что бросается в глаза — это противоречие между уровнем и формами культивирования разума и чувства. Складываются условия для формирования такой личности, которую метко охарактеризовал Гиляровский, когда «ума палата — Культуры маловато». Ведь давно известно, что чем меньше эмоционально развит человек, тем более он жесток, так как не способен ни на эмпатию, ни на тонкие движения души. Мы же судя по всему, формируем, прежде всего, левополушарного человека. Своеобразным проявлением рассматриваемого противоречия является и отрыв телесного и духовного в нашем современном образовании.
Культура человека — единый процесс его телесного и духовного развития, хотя они могут противоречиво соотноситься и взаимодействовать в различных социально-исторических системах образования и воспитания. Культура «человеческой телесности» — это не только предпосылка здорового образа жизни, в ней есть этико-эстетический, а, следовательно, и духовный смысл. Красота и пластика человеческого тела, выразительность и одухотворенность его движений может сложиться на занятиях ритмикой и танцем, но они не входят в «образование для всех», складываются стихийно, их современные формы лишены национального колорита и слишком откровенно и вульгарно акцентируют эротику. Художественная культура во всем многообразии ее «языков» и форм практически отсутствует в образовании как его необходимая составляющая. Та эстетическая информация, которая несет в себе цвет, линия, форма в живописи, скульптуре и архитектуре, равно как нота, ритм, гармония, мелос в музыке остается для массового выпускника в лучшем случае умозрительной, а чаще всего вообще не входит в культурный контекст образования. Между тем в антропологическом аспекте с помощью этих «языков и текстов» культуры формируются человеческие чувства, культивируются формы проявления и регулирования влечений, переживаний, волеизъявлений и действий. Этот «язык» человеческих чувств, его сложность и утонченность выражения напрямую связаны с развитием всего мира человеческой чувственности. Сегодня он формируется преимущественно через повседневную и массовую культуру, которые предлагают вульгарную, упрощенную, пошлую, ненормативную лексику. Через них совершается скорее «декультурация», чем «окультуривание» человека. То есть, проще говоря, выплескивание жизненной энергии, нерастраченной эмоциональности через наркотики, токсикоманию, культовые действа, далеко не возвышающие человека, через потребление самой низкопробной продукции мировой культуры, секс, превращенный просто в технику и т.д. и т.п.
Таким образом, все изложенное здесь показывает, что проблема антропологического кризиса в культуре XX века действительно существовала, а не является, как представляется некоторым, выдумкой кабинетных ученых. Потому то ли трагической констатацией, то ли последним предупреждением и до сих пор звучит фроммовская вариация известного тезиса Ф. Ницше: «XIX столетие сказало: «Бог умер», ХХ столетие не скажет: «Умер человек»?.. И вот это всё нам и досталось в «наследство» в XXI веке.
Есть ли выход из создавшегося положения? Думаю, нам предстоит мучительно искать ответ. Ясно одно: без гуманизации общества и человека мы вряд ли найдём его.